Ну, вот опять меня накрыло. Чувство вины нахлынуло нежданно- негаданно. То есть как – нежданно-негаданно – это вполне можно было предвидеть. Начало учебного года всё-таки. Эмоции прыгают из крайности в крайность – от безмерной нежности до безудержной ярости, от неуемной жажды жизни до полной апатии. Причем, не только у меня – у детей тоже.
Качели
– Ура! Завтра в школу! Мамочка, разбуди меня пораньше, чтобы я не опоздал, – это вечером Сашок плещет энергией.
«Господи! Какой же он у меня молодец, так любит учиться!» – радостная мысль пролетает в моей голове. И тут же знакомая мелодия: «Наивно это и смешно, но всё равно…»
– Ненавижу школу! Не хочу туда больше ходить! Кто вообще её придумал?! – с утра пораньше сомнения, рождённые песней Леонтьева, подтверждаются. В общем, заряжаемся «положительными» эмоциями на весь предстоящий день.
– Давай скорее уроки сделаем, нам сегодня много задали, особенно по английскому! – кричит Сашок из коридора, скидывая рюкзак с плеч, даже ещё не успев разуться.
– Да ты хоть руки помой сначала, покушай, а потом за уроки, – не слишком настойчиво пытаюсь я притормозить лавину энергии.
Хотя в такие секунды я просто своим ушам не верю и стараюсь не упустить момент, зафиксировать его в своей памяти навсегда и схватить птицу счастья за хвост, пока не улетела, то есть пока Сашок не передумал. Бросаю посуду обратно в раковину, белье – обратно в машинку, пылесос ставлю обратно в угол… Жизнь замирает, никто не дышит, не шевелится… Саша сам – сам! – изъявил желание делать уроки. Тут нельзя терять ни секунды, надо действовать.
И да, кстати, в этом году у него появились новые интересы, весьма, надо сказать, меня порадовавшие. Например, как оказалось, Саньку нравится заниматься английским. Вообще-то он ещё в садике ходил на кружок по иностранному языку. Но особого огонька в глазах я тогда не замечала. А сейчас то ли учительница смогла зажечь эту искорку, то ли у Сашки языковое чутье проснулось… В общем, ходит на «инглиш» с удовольствием и задания выполняет самостоятельно. И даже старается сделать всё аккуратно – что большая редкость. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. От меня и при желании всё равно тут помощи никакой. Я и в школе, и в вузе немецкий изучала. Никто, правда, до сих пор не объяснил – зачем.
Так вот, про качели. Если английский мы пока ещё делаем быстро и радостно, то всё остальное – как повезет или в какую сторону нас бросит. То легко и просто – вот так, с порога, на раз-два-три, что называется. То – чистое мучение, долгое, тягучее, до самого вечера, а то и до ночи… Для всех. Иногда и для соседей тоже, прости Господи. Ну да, что греха таить, бывает, и голос срываю. И вот снова подступила к вопросу о том самом чувстве вины, в котором можно захлебнуться, особенно по осени. В такие дни, а вернее чаще всего ночи, когда накричала на ребенка, теперь уже кажется ни за что, ни про что, хочется зарыться с головой куда-нибудь поглубже и никогда оттуда больше не вылезать. Так безопаснее будет для всех – для детей, в первую очередь.
С другой планеты
Не миновали эти карусели и пятнадцатилетнего Егора. Он, правда, все больше помалкивает. А молчать в этом возрасте они умеют. Важно так, многозначительно, как будто знают что-то, что никому кроме них неведомо. Иногда я, действительно, вглядываюсь в Егоркины подростковые глаза в надежде разглядеть эту тайну. Но она скрыта за надменным взглядом, как за семью печатями. Но всё равно видно же, как и Егора бросает из стороны в сторону. То он каждые пять минут подбегает к турнику, подтягивается, спрыгивает, что-то мычит себе под нос, подпевая наушникам, которые, похоже, уже срослись с его ушами. То сидит в своей комнате, почти совсем не шевелясь и не издавая никаких звуков. Мрачно что-то обдумывает. А может быть, в прострации находится, в нирване. Кто их, этих подростков, разберёт. По мне, так это вообще особая категория людей, с другой планеты, и лучше к ним особенно не лезть. Даже на дежурные вопросы он отвечает лишь кивком головы. И только в зависимости от направления этого самого кивка – вверх-вниз или из стороны в сторону – можно понять, что он имеет в виду.
И реакция на мои периодически возникающие вспышки нежности у мальчишек тоже стала очень непредсказуемой. Особенно у старшего.
– Дай я тебя обниму, целый день не виделись! – по своему обычаю подбегаю к двухметровому сыночку, уставшему и хмурому, вернувшемуся из школы поздно вечером.
И каждый раз не знаю, что меня ждет:
– Ой, мам, отстань, дай поесть сначала… Я устал, не до обнимашек…
Или:
– Я тоже по тебе соскучился, – и крепкие объятия.
Или, наоборот, полный игнор, молчание и недовольное пыхтение.
И тогда снова накатывает чувство вины. Я начинаю мучить себя вопросами. Что я не так сказала? Что не так сделала? Может, я утром слишком жестко с ним разговаривала? Кто его знает, что у него в голове, нельзя с ним так сейчас… Может, не надо было, вообще, к нему со своей нежностью лезть? Надо чувствовать настроение ребенка. А вот вчера я так на него злилась за эту проклятую двойку по геометрии… Не надо было так орать, опять всё испортила. Он больше никогда мне не будет доверять. И всё в таком духе. Если уж волна покатилась, нет такой силы, которая сможет её остановить.
Отлегло
Кто-то скажет: «Да у вас, дамочка, осеннее обострение. Вам бы к психиатру обратиться, или хотя бы к психологу! С такими перепадами настроения не шутят». И будет прав, наверное. Но только кажется мне, что я не одна такая. Хотя, и это, честно говоря, утешение так себе. Да, я знаю, что чувство вины совсем не идёт на пользу. Никому. Наоборот, несет весьма разрушительную силу. Мало того, что оно твою собственную психику подрывает, так еще дети, понимая, что мама все время чувствует себя виноватой перед ними, могут начать манипулировать этим. Но что ж делать-то, раз уж чувство вины обуяло? Я снова полезла в «умные» книжки.
Во-первых, как советуют в них, нужно признать, что мама – тоже человек. Да, сорвалась. Да, накричала. Да, не надо было. Но ведь это живые эмоции, и сдерживаться тоже можно не всегда. Зачем детям больная и немощная мама в будущем, которая всю жизнь держала гнев при себе, а потом он ударил по ней каким-нибудь инсультом? Эта мысль немного успокоила.
Во-вторых, психологи советуют посмотреть на ситуацию со стороны. И правда, а так ли уж я виновата, в конце концов? Если спросить у соседей, то они, конечно, скажут: «вы, мамочка, неадекватная истеричка, вам лечиться надо». А если у детей поинтересоваться?
– Егор, ты прости меня, пожалуйста, – нерешительно подошла я к сыну, когда, как мне показалось, он был вполне в хорошем расположении духа.
– За что? – он удивлённо приподнял бровь, оторвав взгляд от планшета.
– Ну… – слегка замешкалась я. – За то, что я наорала тогда на тебя.
– Когда? – ещё больше удивился Егор.
– Когда ты двойку по геометрии получил, – пробурчала я невнятно, сгорая от стыда.
– Ты орала? – он даже планшет в сторону отложил, пытаясь припомнить, что же такого произошло, что мать так мучается теперь. – Мам, я, правда, не помню.
– То есть ты не обижаешься на меня? – чуть не расплакалась я.
– Да ты что?! Нет, конечно! Если б и накричала, то за дело, наверное, – сын подсел ко мне поближе и крепко обнял. – Ты самая лучшая мама на свете у нас! Правда.
В общем, нашлась та сила, которая может остановить волну.
Полина ЕРМАКОВА.
С другими материалами, опубликованными этим автором в газете “Йошкар-Ола” вы можете познакомиться, перейдя по этой ссылке.
Photo by form PxHere.