Для нас и для республики в целом полученное оборудование – практически шаг в космос»! – так отозвался главный патологоанатом РМЭ Артем Зуев о комплекте современного медицинского оборудования, полученного патологоанатомическим отделением Республиканской клинической больницы в рамках федеральной целевой программы «Онкология»
РАБОТА СПЕЦИАЛИСТОВ ПАТОЛОГОАНАТОМИЧЕСКОГО ОТДЕЛЕНИЯ ПОМОГАЕТ ЖИВЫМ ДОЛЬШЕ ЖИТЬ
«Для нас и для республики в целом полученное оборудование – практически шаг в космос»! – так отозвался главный патологоанатом РМЭ Артем Зуев о комплекте современного медицинского оборудования, полученного патологоанатомическим отделением Республиканской клинической больницы в рамках федеральной целевой программы «Онкология».
Использование такого оборудования позволяет поднять исследования на европейский уровень. Еще недавно пациенты из Марий Эл ездили в Казань, чтобы там пройти более достоверное исследование, касающееся онкологических заболеваний. Сейчас никуда ездить не надо – все необходимые и точные исследования ведутся у нас.
О возможностях отделения, имеющего сегодня статус иммуногистохимической лаборатории, рассказывает главный патологоанатом РМЭ Артем Юрьевич ЗУЕВ.
– Артем Юрьевич, для обывателя слово «патологоанатом» прочно ассоциируется со словом «морг». Чем лично вас привлекает работа, связанная с трупами людей?
– А знаете ли вы о том, что 80 процентов нашего рабочего времени связано не с мертвыми, а с живыми людьми? Мы являемся главным звеном в лечении пациентов. Без заключения нашей лаборатории сегодня не обходится ни один стационар республики, ни один клиницист не может без такового заключения поставить пациенту диагноз «рак». В России наша профессия называется неблагозвучно, а за рубежом это хирургические патологи, морфологи или патоморфологи. Мы тоже предпочитаем, чтобы нас называли морфологами или патоморфологами. Теперь по поводу ассоциативной связи. Морг – это место хранения трупов. А наше отделение имеет два структурных подразделения: гистологическую лабораторию, где ведутся исследования злокачественных и опухолеподобных процессов у живых людей, и секционную, где происходит исследование тех, кто умер в больнице от того или иного заболевания (уточню: вскрытием трупов от насильственной смерти занимается судмедэкспертиза). Так что моя работа нравится мне возможностью помочь живым – пациентам с онкологией, которые ведут борьбу за свою жизнь.
Что касается секционного раздела работы (вскрытие трупов), то результаты наших исследований чрезвычайно полезны для всех врачей клинических специальностей.
– Какие исследования вы имеете в виду?
– Существует огромное количество лекарственных препаратов, методов лечения. Под их воздействием болезнь порой кардинально меняет свой характер, свое течение, проявление. Мы должны выяснить, с чем может столкнуться врач, чтобы предвидеть эти изменения и предотвратить смерти других пациентов.
– Артем Юрьевич, что изменилось в вашей работе в связи с приобретением нового оборудования?
– Когда земляне впервые шагнули в космос, это было грандиозное событие. Для нас и для республики в целом полученное оборудование – практически шаг в космос! Я уже сказал, что большую часть нашего времени занимает гистологическое исследование – исследование тканей, взятых из организма человека на микроскопическом уровне для диагностики онкозаболеваний. Раньше мы не могли стандартизировать процедуру изготовления гистологического препарата. Кусочек ткани проходил несколько этапов подготовки. Работа выполнялась вручную, что сказывалось на сроках приготовления препарата и его качестве. Новое оборудование позволило роботизировать часть этапов, повысить качество исследований и исключить ошибки в диагнозе. Мы внедрили новый метод исследования – иммуногистохимию. Чтобы понять ее возможности, проведу параллель с «Джокондой» Леонардо да Винчи. Представьте, что человеку показали маленький кусочек картины – скажем, руку Джоконды. Он картину узнает? Вряд ли. Но вот поле обзора расширили, показав торс без головы. Думаете, узнает шедевр? Искусствовед, может быть, узнает, а обычный человек – нет. Раньше мы так примерно и работали: определяли картину опухоли по небольшим фрагментам. Конечно, мы, профессионалы, умеем это делать практически безошибочно, но все же лучше знать точные ориентиры. Поэтому раньше пациенты из Марий Эл предпочитали для большей достоверности результата ехать в Казань, где нужная аппаратура уже была. Сейчас она есть и у нас – мы видим полный и достоверный «портрет» опухоли, что важно для лечения болезни и прогноза для жизни пациента.
– То есть новое оборудование ценно тем, что помогает точно определить, есть рак или нет?
– Не только! Лет 70 – 80 назад патологоанатом занимался, по сути, только вскрытиями. К 90-м годам прошлого века, помимо вскрытий, он мог выполнять простейшие гистологические исследования. А сейчас иммуногистохимия позволяет нам проводить еще и фармакодиагностику, то есть определять чувствительность опухоли к тому или иному препарату.
– Это так важно?
– Каждая опухоль индивидуальна. Есть такие опухоли, которые вообще не реагируют на химиотерапию, значит, кроме токсического действия на организм, пользы от этого лекарства конкретному больному не будет. Но есть и такие случаи, когда препарат настолько эффективен, что позволяет обойтись без операции. Сегодня мы можем выяснить, как препараты действуют при раке молочной железы и любого отдела желудочно-кишечного тракта, планируем внедрить фармакодиагностику при раке легкого.
– Что еще хотите отметить из полученного нового оборудования?
– Например, гибридайзер (метод FISH). Прибор позволяет в раковой клетке раскручивать ДНК, метить гены специальной краской и определять, какие именно из них «поломались» и ответственны за образование этой опухоли, что важно для прицельного лечения каждого конкретного новообразования (терапия цели). Или прибор для интраоперационной биопсии (криостат). Представьте, что пациент находится на операционном столе, и нам нужно срочно исследовать кусочек ткани, выяснить, рак это или нет, чтобы хирург мог определиться с объемом операции. За 20 – 30 минут с помощью аппарата мы сможем это сделать.
– Аппаратура, конечно, классная. Но вот стены вашего заведения не выдерживают никакой критики. Зданию наверняка больше полувека, все уже рушится. Может, это и не влияет на результаты работы, но персоналу в таких условиях работать, наверное, трудно.
– Это может влиять на качество работы в том смысле, что мы испытываем кадровый голод. Не каждый человек сможет работать целый день в таких условиях и с таким запахом от реактивов. Несмотря на серьезное техническое переоснащение, в нашей работе есть процессы, которые могут выполняться только вручную. А мы имеем лишь половину количества лаборантов, необходимых по штату, поэтому нагрузка на персонал большая. В прошлом году за девять месяцев через наше отделение прошел материал более чем 11 тысяч пациентов, а нынче – уже более 13 тысяч. Плюс к тому с марта выполнены иммуногистохимические исследования для 300 пациентов. Нам сейчас необходимы, по меньшей мере, еще пять лаборантов. Средний медперсонал не выдерживает психологической и физической нагрузки и уезжает в другие города. Кроме того, отделение стало для больницы просто «золотым» – настолько дороги расходные материалы для нового оборудования, но главврач проявляет дальновидность, понимание того, насколько это нужно для больных. Давно планируется строительство нового здания, и мы находим в этом вопросе понимание со стороны руководства Минздрава, так что надеемся, планы осуществятся.
– Насколько я знаю, вам тоже предлагали работу в других регионах.
– Честно сказать, есть несколько заманчивых приглашений, но Марий Эл меня привлекает по нескольким причинам. Во-первых, я здесь родился и вырос, хочу своими знаниями и умениями помочь онкологическим больным своей республики в нелегкой борьбе за свою жизнь. Во-вторых, у нас очень дружный коллектив под руководством профессионала своего дела Николая Юрьевича Новоселова, и понимающий, отзывчивый и просто хороший человек главный врач больницы Андрей Юрьевич Глазырин.
– Просто сказочные перспективы открываются для диагностики и лечения онкологических больных, что очень радует.
– Не только для диагностики и лечения, но и для профилактики! Можно до умопомрачения заниматься лечением, но главное (и, думаю, со мной согласятся онкологи) – профилактика. Иммуногистохимия открывает необъятные перспективы. В ближайшее время мы получим специальный набор Цинтек – антитела, позволяющие выявить скрытую дисплазию шейки матки (предраковый процесс). При обычном исследовании мы не видим клетки, пораженные высокоонкогенными вирусами, которые рано или поздно превратят клетку из нормальной – в опухолевую. Окраска материала, полученного с шейки матки этими антителами, позволяет сказать: да, есть пораженные вирусами клетки, есть дисплазия. Значит, есть риск развития рака шейки матки и есть возможность своевременно провести профилактические мероприятия, предотвратив рак.
Так что работа специалистов нашего отделения не должна ассоциироваться только с мертвыми – результаты нашего труда помогают людям жить долго и счастливо. Роль патологоанатома в современной медицине становится все более значимой. Наши заключения после иммуногистохимического исследования, FISH-метода, дают возможность врачам клинических специальностей, в том числе и онкологам, назначить адекватное лечение.
Беседовала Ольга БИРЮЧЕВА