5 февраля исполняется 80 лет почетному гражданину Йошкар-Олы профессору Ксенофонту Санукову. Ксенофонт Никанорович Сануков – один из тех людей, которые вывели научный и общественно-культурный потенциал Республики Марий Эл на российский и международный уровень.
5 ФЕВРАЛЯ ИСПОЛНЯЕТСЯ 80 ЛЕТ ПОЧЕТНОМУ ГРАЖДАНИНУ ЙОШКАР-ОЛЫ ПРОФЕССОРУ КСЕНОФОНТУ САНУКОВУ
Ксенофонт Никанорович Сануков – один из тех людей, которые вывели научный и общественно-культурный потенциал Республики Марий Эл на российский и международный уровень.
Доктор исторических наук заслуженный деятель науки РМЭ, заслуженный работник высшей школы России Ксенофонт Сануков – автор более 500 работ, в том числе на английском, немецком, финском, венгерском и других иностранных языках. Его научная биография неразрывно связана с МарНИИ, который он в свое время возглавлял, и с МарГУ, где он является профессором.
Ксенофонт Сануков – организатор и первый председатель общества «Мемориал», председатель общества «Марий Эл – Венгрия», в разные годы возглавлял Йошкар-Олинское отделение ВООПИК, Марийское общество книголюбов.
В преддверии своего юбилея Ксенофонт Никанорович поделился с «Й» интересными фактами из истории Марийского края и из собственной жизни.
О ЛАГЕРЯХ ВОЕННОПЛЕННЫХ И БЕЛЫХ ПЯТНАХ В ИСТОРИИ МАРИЙ ЭЛ
– В Марий Эл было три лагеря. В лесу в районе Суслонгера был даже особый лагерь с офицерским составом. Два лагеря существовали до 1948 года, а в 1944 году был создан лагерь в Волжске, он просуществовал до 1947 года. Военнопленные в основном работали на лесоповале и распиловке древесины. Одна моя студентка написала по этой теме дипломную работу, она как раз сама родом из Волжска. Она собирала воспоминания тех, кто был на обслуживающих должностях в лагере. Например, есть воспоминания одной женщины, в которых она рассказывает, что к военнопленным относились по-человечески, давали им картошку, хлеб, ведь они тоже люди.
В истории Марий Эл, конечно, еще много так называемых белых пятен: коллективизация, репрессии, революционные события – здесь много сделано, но все равно в деталях есть еще что рассмотреть, например про установление советской власти, Гражданскую войну, деятельность чекистов, про историю правоохранительных органов, интересна история районных населенных пунктов. Студенты хотя и берут такие темы, но не у всех хватает терпения собирать материалы. Мало энтузиастов, которые хотят поработать с архивами.
О МАРИЙЦАХ В КРЫМУ
– Однажды после туристического похода по крымским горам в Алуште я пошел на автовокзал, чтобы найти квартиру. Обратился к бабкам, а одна стала меня расспрашивать, откуда я. Когда узнала, что с Марийской Республики да еще и из Горномарийского района, тут же заговорила со мной по-марийски. Оказывается, там несколько марийских семей. После освобождения Крыма от немцев объявили, что желающие могут туда переселиться, так некоторые деревни и даже целые дома в городах были отданы переселенцам.
О ПОХОЖЕСТИ МУЗЫКИ МАРИЙСКОЙ И ШОТЛАНДСКОЙ
– Первый раз был за границей в 1963 году, в Венгрии. Был около десяти раз в Финляндии, ездил во Францию, Англию, Шотландию, Швецию, Австралию, Америку, в Африке только не был. За границей очень одностороннее представление о нас, как, собственно, и у нас о других странах. Например, о финно-угорских народах там мало что знают, а я читал лекции об истории марийского народа. В г. Абердине, в Шотландии, когда я рассказывал о финно-угорских народах, наших проблемах, студенты спрашивали, к какой культуре мы ближе. Я говорил, что марийская музыка основана на пентатонике, характерной для всей Северной Евразии – от их Шотландии до Японии. И тогда меня попросили продемонстрировать, в чем сходство. Пришлось спеть горномарийскую песню, смотрю, все сразу на диктофоны стали записывать, а потом в перерыв слушали и согласились, что, действительно, мелодика очень похожа. Я это впервые понял еще в 1965 году: когда был в Шотландии в первый раз, разучил несколько песен, а потом, когда приехал домой, все время их напевал. Жена спросила, что за песни, я сказал, что шотландские, а она, оказывается, думала, что это марийские.
О ДРУЖБЕ С АВТОРОМ «АМАЗОНОК»
– У меня дома очень много книг – и на полках, и даже на полу лежат. Один угол полностью занят журналами под названием «Роман-газета», там печатались самые лучшие произведения текущей литературы, лет 15 я его выписывал. Есть книги с автографами марийских писателей. Одна из них особенно ценна, с надписью от Крупнякова: «Другу Ксенофонту дарю книгу, которая нас сдружила». Это очень интересная история. Когда он написал «Марш Акпарса» – роман о событиях присоединения Марийского края к русскому государству, на рецензию рукопись принесли мне. Я был тогда молодой, еще 30 не было. И вот я сделал очень много замечаний с исторической позиции и написал, что рукопись требует переработки. Когда ему показали, он, говорят, взбесился. А главным редактором Марийского книжного издательства был тогда Валентин Колумб, и вот он пришел ко мне с просьбой смягчить замечания, потому что надо было уже печатать – у издательства был план. Он привел Крупнякова ко мне в МарНИИ, где я тогда работал, сначала у нас разговор был на повышенных тонах, но Колумб сглаживал. В общем, решили, что кое-что Аркадий Степанович изменит, а мне предложили написать послесловие. А автограф Крупняков оставил уже на втором издании этого романа. Последующие рукописи он уже сам мне добровольно приносил, кроме «Амазонок», потому что это фантазия, а не исторический роман. «Амазонок» я, кстати, так до сих пор и не прочитал.
О ВЕРЕ
– Я в детстве был очень верующим, мать у меня в церковном хоре пела в молодости. До 14 лет я постоянно носил крест на шее, и хотя был пионерским активистом, но не садился за стол, не перекрестившись в душе. Потом, конечно, сказалось атеистическое воспитание, и я уже считал себя атеистом. В 1965 году я работал в обкоме партии, и у меня умер отец, который был коммунистом. Когда его хоронили, мать сказала, чтобы я не вздумал вмешиваться, потому что она хотела его отпевать, что и было сделано. И вот только я вернулся с похорон, начальство меня вызвало на ковер по этому вопросу, так что мне немного попало даже за то, что я там присутствовал, хотя и не участвовал.
А в 2003 году 3 мая со мной случился обширный инфаркт, жене говорили, что надежды нет, я лежал без движения. А она надела на меня неподвижного крестик, который я с тех пор не снимаю. Но наверное, можно считать меня атеистом, потому что я не прибегаю к христианским обычаям.
Кстати, среди горных марийцев нет язычников. Здесь христианство внедрилось еще в 18 – 19 веке.
О МАЛОЙ РОДИНЕ
– Последний раз на малой родине был в 2013 году: побывал в родной деревне, на родине Никона Игнатьева, в музее его имени. Моя родная деревня называется Носелы. Деревня изменилась, конечно. Пригорок, мыс, который выдается в волжскую пойму, остались, но виды, которые оттуда открываются, раньше были другими. Как чебоксарское «море» разлилось, так и вид изменился. Раньше утром взойдешь на пригорок, смотришь на Волгу, белые пароходы, заволжский лес, луга зеленые, а сейчас все по-другому. На полях, где колосились тучные хлеба, сейчас растут березы и осины. Животноводческие фермы раньше были, а сейчас одни развалины, заросшие бурьяном. Отучились крестьяне землю любить – вот это самое большое изменение на родине. И очень печально в моей жизни то, что у меня не осталось родимой школы. Было прекрасное село Малый Сундырь, там были и церковь, и школа, но из-за Чебоксарской ГЭС это село снесли, и мне теперь некуда прийти поклониться.
Записала Ирина СУВОРОВА